В эти дни исполняется 70 лет со дня рождения Джангиши Магомедовича Хангишиева, доктора филологических наук, любимого преподавателя, профессора более тридцати выпусков специалистов родного кумыкского и русского языков, обучавшихся на филологическом факультете Дагестанского государственного университета. 

К великому сожалению, мы отмечаем эту дату без самого Джангиши... Да, буду говорить не по имени и отчеству, как этого требует стилистика жанра, а просто по имени, как я к нему обращался в течение всех пяти лет студенчества, трех лет аспирантуры в одни и те же годы в г. Баку у одного и того же научного руководителя незабвенного Селим-муаллима, профессора Азербайджанского госуниверситета Селим Абдуллятифовича Джафарова и тридцати пяти лет совместной преподавательской работы. Правда, работали мы на разных кафедрах, но на одном и том же факультете, с одними и теми же разными в разные годы студентами. К слову и исключительно искренне скажу: студенты всех лет и всех групп любили его. Не скрою, мне везло все эти годы, потому что студенты меня тоже уважали. Уважали потому, что он, Джангиши, дружил со мною или я дружил с ним, с Джангиши. 

Пытаясь определить главное в облике своего друга и коллеги, задаюсь вопросом: какое человеческое качество было характерно для Джангиши? Можно перечислить не один десяток черт характера - верность слову, искренность, щедрость, терпимость, обязательность, мягкость, четкость, патриотичность, отзывчивость, постоянство и т.д. Всеми этими качествами он был щедро одарен Всевышним. Эти качества его характера всем бросались в глаза, и они были известны всем. Но он обладал и таким качеством характера, который очень редко встречается в людях: умел прощать близким и не близким глупости, подлости. Не буду сказанное подкреплять примерами. Некоторые из нас, его знавших и долгие годы общавшихся с ним, могут вспомнить случаи, которые не должны были иметь место в их отношениях с Джангиши. Вполне возможно, они и не знают, что совершили такие поступки... "Не знают" потому, что Джангиши не выказывал своего недовольства, не менял линию своего поведения с ним (и). 

Джангиши ценил в людях юмор. Да и сам был тонким юмористом. Вспоминается случай, когда он в очередной раз, побывав у семьи в Махачкале, вернулся в Баку. Чтобы "отметить его благополучные пути-дороги", мы зашли в ресторан. Ответив на мои вопросы о здоровье детей, Минаш (так звали жену Джангиши, известного журналиста (кстати, работавшей долгие годы в кумыкской газете "Ленин ёлу", гостеприимной домохозяйки, также рано ушедшей из жизни), он спокойно вытаскивает из кармана большой список покупок, которые ему предложено сделать для семьи. Я посоветовал ему купить "серьезные" две-три вещи, а остальные "мелочи" можно и в Махачкале найти. На что он подметил: давай купим побольше мелочи для "наших жителей Махачкалы" и оставим побольше денег для бедных аспирантов Баку. Вот и другой случай. Некоторое время я был заместителем секретаря партбюро филологического факультета. Решил уговорить Джангиши вступить в КПСС. Не удалось. Вот что он мне ответил: "У твоей партии одна программа: чтобы все жили одинаково, причем, одинаково бедно. А мой дед был богатым. Это, во-первых. Во-вторых, партия запрещает пить, и если пьешь, то только ночью, тайком от людей. У меня ночью другие заботы". 

Он любил друзей. И не скрывал этого. Я мысленно вижу плачущего Джангиши по случаю гибели (или убийства?) нашего общего друга Зубаила Хиясова... Ему вспоминаются наши еженедельные встречи в Баку на частной квартире, которую снимал Зубаил Хиясов с молодой семьей в годы своей учебы в Театральном институте, наши встречи, которые устраивал ежегодно большой жизнелюб Зубаил Хиясов у себя на даче со своими коллегами по театру. Мужчины не плачут, но Джангиши искренен, - он не может скрывать свои чувства... 

В наше время (имею в виду годы учебы в университете, аспирантские годы), к сожалению, в силу ряда причин не было приоритета в изучении, знании других языков, кроме родного и русского. Уверен, если бы знание (хотя бы лингвистами) второго, третьего иностранного языка в какой-то степени поддерживалось, оценивалось официальными органами, то Джангиши был бы известным полиглотом. Ему очень легко удавались языки. У него была отличная память. Он, зная 40-50 слов другого языка, мог свободно вести беседу на этом языке. Утверждаю это уверенно, потому что он с моей матерью говорил на лезгинском языке. Причем, по словам матери, "Джангиши разговаривал с ней, как настоящий лезгин, спрашивая обо всем". 

Джангиши был и остается специалистом-лингвистом высокого класса. Об этом свидетельствуют его труды по морфологии кумыкского языка. Об этом говорят те, которые ссылаются на его труды, скажут и те, которые будут читать его школьные учебники и вузовские учебные пособия, научные исследования. Пожалуй, он один из первых наших лингвистов, который весьма остро ощущал тупиковое положение с лингвистической терминологией в школьных учебниках по родным языкам. Ему чужда была внешняя, фальшивая, псевдоэффектная поза, в которую становятся некоторые сегодняшние околонаучные "младограмматики", которые на всех перекрестках твердят о важности, всемирной ценности их трудов. 

Меня всегда поражали его интуиция и знания по всеобщей истории и истории народов Кавказа и Дагестана. Он в отдельных исторических фактах, событиях замечал философию, культуру, характеризующее начало эпохи, народа, края. Его оценки отдельных личностей народов Дагестана, в том числе и кумыкского народа, не всегда совпадали с официальными партийно-государственными утверждениями. Об этом он не любил говорить, но и не скрывал своего мнения, если обстоятельства вынуждали высказаться.